USD 91.6712 EUR 102.0390
 

На дворе трава, на траве — дрова

Вячеслав ДЕНИСОВ, адвокат, публицист, драматург
Рисунок: Алексей Рыгин
Рисунок: Алексей Рыгин

В субботу учитель истории Чалкин решил растопить баню. И тут обнаруживается цепь взаимосвязанных событий. Выяснилось: в дровнике неожиданно закончились дрова. Каждые полгода у учителя истории Чалкина утром в субботу неожиданно заканчивались дрова. И тут появляется сосед и рассказывает такую историю. В соседнем поселке три сосны наводили тень на плетень председателя. Тот устал терпеть это безобразие и свалил их. И сосны уже везут соседу. Вопрос: не нужна ли учителю истории Чалкину половина?

Сосны привезли и скинули на дороге. Размер стволов позволил Чалкину визуализировать картину, на которой Пётр Первый с топором в руке ходил вдоль них и бормотал: «Быть, быть русскому флоту».

Это была очевидная халява. Она позволяла позиционировать себя перед женой добытчиком. Чалкин с соседом бензопилой все это добро перепилили и развезли чурки по дворам. Легкую усталость историк почувствовал еще тогда, когда сосед пилил, а он ногой придерживал.

Вообще, Чалкин был из деревни. Но оттуда был забран, как Тургенев, в девятилетнем возрасте. Что-то от деревенских навыков его предков к нему успело перейти. Например, он мог посмотреть на небо и сказать: «Не иначе, дождь». Или отпилить сук у яблони. Обычно не тот, но это неважно. Но вот просить его выкопать яму под вишню уже не стоило. Однажды жена попросила его это сделать и ближе к обеду встрепенулась: а где Чалкин? Выйдя во двор, она нашла его в яме, глубину которой можно было измерить только при помощи секундомера и эха. Учителю истории Чалкину оставались сутки до взятия рекорда Кольской сверхглубокой скважины. В этот нужник могло ходить все население поселка в течение семисот лет. Еще немного, и он вышел бы в районе Детройта. Вынимали Чалкина при помощи веревки. Учитель истории Чалкин был как царь Мидас наоборот — все, к чему он прикасался, превращалось в навоз.

Каждый раз, когда в его голове возникали новые прожекты, жена звонила его тестю. Интересовалась, не будет ли их реализация представлять угрозу для экологии региона. Не станет ли, к примеру, строительство им скворечника причиной падежа скотины в Египте, куда скворцы имеют обыкновение возвращаться. То, что Чалкин сам уже тесть, ее не смущало.

Жена по видеосвязи показывала тестю, живущему в четырехстах километрах от поселка, как Чалкин колет дрова. Тесть сказал, что пока ничего не меняется. Учитель Чалкин по-прежнему его любимый зять. Но если он не планирует в ближайшее время оказаться в реанимации, должен положить топор и отойти от него шагов на сорок. А сам со словами «не для того я дочь ростил, чтоб она в пятьдесят стала вдовой» стал собираться в дорогу. Чалкин нервно потребовал прекратить репортаж и ухватил колун поудобнее.

Через два часа у него перестали подниматься руки. Через три отнялась спина, и ближе к вечеру на месте пупа разболталась гайка. Когда стемнело, она слетела с резьбы, болт почувствовал свободу, и у Чалкина отвалилось «сиденье».

Тысяча эмбрионов Буратино лежали во дворе апофеозом гражданской войны рядом с дымящимся колуном. Чалкин чувствовал себя утратившим контроль над реальностью Папой Карло. Передвигаясь на коленях, он во­зил на тачке этих недоделанных уродов в дровник. Он
проклинал соседа и ФАС, которая совершенно не контролирует цены на обезболивающие, рассасывающие, засасывающие, высасывающие, отсасывающие и противорвотные, которые периодически приобретались женой по ходу заготовки им дров. Чалкин решил больше не дружить с соседом. А когда вылечится, научится вырезать свистульки из сосновых поленьев и будет свистеть ему по ночам через ограду.