EUR 103.2490 Театр современной пьесы
Был когда-то клуб, мультсборники крутили. Дети выросли, у новых появились приставки, и здание выкупил какой-то театрал с устойчивым финансовым положением. Сам назначил худрука — бывшего тамаду, взял в штат знакомого драматурга — чтобы для современности, новенькое, злободневное.
Худрук перед премьерой ходит бледный, по привычке предчувствует невежество публики.
Дают детектив по пьесе дежурного драматурга. Пишет давно, надежду на успех не теряет. Не люблю, когда пьесы с убийства начинаются. А он обижается, когда кто-то это замечает. Усевшись, я сразу предупредил даму в фиолетовом: «Будьте начеку». Не могу смотреть на роды. Она же просто переложила сумочку от меня подальше. Зря. Только затихло, выходит тамада, то есть худрук. Сказал, что детектив с неожиданным финалом. В антракте будут конкурсы. А в первом действии, сказал он… Но не вовремя заиграла музыка. Таинственная, охлажденная сумрачным освещением.
С чмоканьем холодильника распахивается дверь, через которую впускали публику. Все поворачиваются. По залу волной прокатывается хруст шейных позвонков. Предполагали — санэпидстанция. Ничего похожего. Через весь зал проходит и взбирается на сцену мужчина в белой рубашке навыпуск.
«Я должен сегодня умереть», — сообщает он трагически. Предчувствие мокрухи заполняет все пустоты помещения...
В принципе, можно уже уходить. Ищу взглядом окопавшегося в первом ряду драматурга. Он медленно кивает мужчине в рубашке и щурится. Недочеты ищет.
На сцену выбегает девушка внутри комбинезона Паши Ангелиной. Комбинезон больше девушки на двенадцать размеров, поспевает не за каждой репликой. «Почему умереть? — спрашивает она, раскидывая рукава комбинезона. — Зачем?» Драматург любит эпатировать публику, он модернист. Не дожидаясь ответа, девушка уносится прочь. Комбинезон, шурша брезентом, старается бежать рядом и в ногу.
Появляется третий. В его руке беспощадный пневматический пистолет. «Убить или не убить? — задумчиво вопрошает и он. — Вот в чем вопрос». «Все, кончено», — сообщает, выходя из-за шторы с поднятыми руками, первый мужчина. Наконец-то на сцене двое. Режиссер знает, как держать зрителя в напряжении.
Вынимаю из кармана ватные турундочки, вскидываю брови и, многозначительно посматривая на даму в фиолетовом, вставляю турундочки в уши.
За кулисами раздается артиллерийский выстрел. Турундочки вылетают из моих ушей. Дама орет, кто-то в партере дает ответную очередь, люстра стряхивает несколько арабесок. В восьмом ряду начинает плакать девочка, что мотивирует маму на вызов администратора немедленно. «Вы бараны, что ли?! — спрашивает она. — Здесь же дети!». Вместо администратора рядом с убитым материализуется тамада, то есть худрук.
Он объясняет в зал, что детей нужно водить в ТЮЗ или цирк. А здесь не ТЮЗ. Сообщает: все недовольные могут, конечно, вернуть билеты и получить деньги в кассе. Но тогда они не узнают, чем закончилась пьеса. А пьеса волшебная. Труппа может это подтвердить. Подсоленный известкой зал молчанием просит подтверждения. По пояс в крови убитый поднимается и от лица труппы опущенной головой кивает. Словом, творческий коллектив театра делает все, чтобы зал понял: мама в своей догадке была недалека от истины.
После небольшой паузы спектакль трогается с места. За спинами мужчин появляется карлик с елкой не по росту на плече. Улыбаясь присутствующим, он пересекает сцену с востока на запад и скрывается за кулисами. «Куда принес, дебил? — слышит зал. — Это для вашего шоу на завтра!» Почти уверен, что это было в пьесе.
А на улице было свежо и тихо. На афише обещали премьеру — «Чайка». Опять пальба. И не придерешься. Надеюсь, Треплев застрелится не в самом начале.
