EUR 113.0947 Эпопея колыванского мятежа
Среди дачников шептались, что в деревушке осели бывшие участники Колыванского восстания, среди которых были и белогвардейцы. Была ли доля правды в тех сплетнях? Почему крестьяне взбунтовались против советской власти, каков был масштаб восстания — об этом тоже мало было что известно.
Рыбача как-то на Оби, мы, подростки, выудили со дна, в илистой паутине, обрывок ржавой пулеметной ленты. «Наверное, от Колчака осталась...», — заметил старший брат — и вдруг от находки повеяло другой, неизвестной жизнью, страшной, кровавой...
Сегодня о Колыванском восстании опубликованы статьи и рассказы, с каждым годом полнее становится картина событий, но, как и в любом реальном событии, до дна по-прежнему далеко. История эта трагична, по охвату действующих лиц и жесткости событий — эпопея Гражданской войны.
«Нарыв» болел долго
Архивные документы свидетельствуют: Колыванское восстание для органов советской власти в Сибирском крае явилось полной неожиданностью — его причины разрастались незаметно, подобно раковой опухоли. 5 июля 1920 года, в лесной избушке, недалеко от села Вьюны проходило заседание штаба одного из отделений «Сибирского крестьянского союза» (СКС), который был создан эсерами. В программе союза определялось уничтожение советской власти, созыв Учредительного собрания Сибири и образование антикоммунистического союза. К тому времени СКС имел уже сеть ячеек, действующих в Сибири и Зауралье.
...Село Вьюны и сегодня радует взор красотой природы, а в начале прошлого века это было еще и богатое поселение, в котором народ жил самостоятельный, богатый и... слишком своенравный для любой власти. Репутация его населения в годы «красно-белого» передела была, мягко говоря, не идеальной. Колчаковцев здешние жители нередко привечали хлебом-солью, а потом посланцы адмирала пропадали бесследно, и крестьяне уходили в партизаны, особенно когда в село приходили белые каратели и начинались расправы, грабежи. И комиссаров советской власти встречали приветливо, выплачивали из тайных закромов продналог, выжидая и приглядываясь, куда жизнь повернет. Собирались на сельские митинги, внимательно слушали, о чем рассказывают большевики, и с той же охотой и рассудительностью внимали эсеровским и белогвардейским агитаторам. «Кто его знает, чья возьмет, — неторопливо рассуждали крестьяне, опасаясь прогадать. — Большевики приезжают не часто, а эти рядом по таежным заимкам прячутся... У них тоже и сила, и оружие...»
«Нарыв» болел долго, а прорвался неожиданно.
В 1920-м на страну обрушился страшный голод. Разграбленная Россия с выжженными Гражданской войной полями, с разбитыми заводами и фабриками нуждалась в хлебе, любой ценой, чтобы хоть немного накормить солдат, учителей, рабочих фабрик, железных дорог. Но как заставить прижимистого сибиряка открыть кладовые? Партийные и советские работники, чекисты и военные ездили по селам, настойчиво разъясняя положение советской республики, но следом за ними появлялись другие агитаторы... Именно в это время и активизировал свою работу в деревне эсеровский «Сибирский крестьянский союз». Для крестьянина, который по сути дальше мельницы не выезжал, речи активистов СКС казались более привлекательными: «ученые господа» обещали открыть кредитные союзы, снабжать зажиточных хозяев ссудами на покупку необходимого в хозяйстве. Правда, и большевики тоже обещали в скором времени пустить заводы и обеспечить всем необходимым. Но когда эти заводы начнут работать? Ходили по деревне слухи, что стоят те заводы с разбитыми окнами да проржавелыми станками, а рабочие разбегаются по деревням в поисках пропитания. В общем-то, это было недалеко от правды...
А тем временем кулаки головы подняли: свободной земли вокруг не меряно, мужиков война выкосила, мелкие хозяйства остались без лошадей, без семенного зерна — за мешок муки готовы и наделы свои отдать, и на любую работу пойти. В таких условиях можно и землицы себе прирезать, и нанять рабочую силу — богатей каждый день! Но «костью в горле» встала советская власть, которая принялась спешно создавать в деревнях новую форму коллективного труда — коммуны. Им нарезали лучшие земли, обеспечивали зерном и сельхозинвентарем. Выходит, новая власть поворачивается к бедняку, а крупных хозяев игнорирует?! Раз так, значит с такой властью не по пути.
«Даешь нашу власть, крестьянскую!»
В конце мая — начале июня чекисты в составе продотрядов объехали все большие и малые села Колыванского уезда и не заметили ничего подозрительного. Кампания по заготовке продовольствия прошла успешно, уезд полностью выполнил задание по продразверстке, сдал на приемные пункты тонны зерна, мяса и овощей. В каждом селе активно прошли митинги. Ораторы рассказывали «о текущем моменте», играли оркестры... Под небольшой охраной продовольственные обозы отправляли в Колывань, а оттуда — в Новониколаевск. Хоть путь их и лежал по местам глухим, но добирались благополучно. На одном из заседаний руководитель Новониколаевской «чека» Прецикс поздравил сотрудников с успешным выполнением задания партии. И вдруг тревожное известие: прервалась связь с Колыванью. На телеграфные вызовы и телефонные звонки город не отвечает.
Пламя восстания, вспыхнув на подпольном заседании вьюнского штаба «Сибирского крестьянского союза», выплеснулось из таежной избушки пожаром. «Бородачи» доставали из подвалов припрятанные до поры винтовки и пулеметы, подобранные за армией Колчака, и шли «войной на большевиков». 5 июля пало село Вьюны. В исторических документах запечатлены картины ужасного взаимного истребления крестьян. «Освободители» врывались на разморенные зноем улицы, хватали людей в прохладных банях, на сеновалах, в огородах... Членов местной коммуны встретили на пути в деревню. В ход пошли колья, сабли, штыки... — распарывали животы, выкалывали глаза…
Во многих эпизодах крестьянской бойни участвовали и офицеры белой армии, аристократы — одни тайно пережидали в глухих местах, другие, дав честное слово офицера не поднимать против советской власти оружия, трудились в различных отраслях народного хозяйства. В тот год двадцать бывших белогвардейских офицеров работали отрядом на лесозаготовках недалеко от богатого села Дубровино. К ним и кинулись за помощью местные кулаки, пригнав уже оседланных лошадей. Весь отряд во главе с полковником Северским тут же бросил работу. В шести верстах от Дубровино раскинула свой нехитрый поселок первая местная коммуна беднейших крестьян с ярким названием «Интернационал». Туда и ворвался отряд. Загремели выстрелы. Из домов повыскакивали растерянные люди. Женский крик рвался над поселком, ревели в голос малые ребятишки. Конями их сбивали в тесную кучку. Когда всадники расступились, на раскаленной, истоптанной конскими копытами земле остались окровавленные груды человеческих тел, перемешанные с густой пылью... Остальных погнали в Дубровино. Там крестьян заперли в крепком амбаре в центре села. Туда же согнали больше пятидесяти дубровинских активистов. Участь их была предрешена.
После расправы во Вьюнах создали временное правительство во главе со штабс-капитаном Перковым. Организаторы восстания понимали, что главное — внезапность. Они планировали захватить как можно больше сел, поднять крестьян, пока не спохватились власти... Превратить восстание в уезде в освободительную крестьянскую войну с большевизмом по всей России. Во все концы понеслись надежные гонцы с известием о восстании и приказом ко всем верным людям: поднимать крестьян, хоть словом, хоть силой... Вечером того же дня Перков реквизировал всех лошадей и телеги, загрузил их одуревшими от самогонки бандитами (в дороге протрезвеют) и повел пьяную орду на Колывань.
Ночью ворвались на улицу мирно спавшего городка. Местные кулаки, купцы и промышленники со своими людьми поджидали в темноте, сразу повели отряды «освободителей» к домам активистов... Свыше тридцати человек были казнены этой ночью.
Казалось, жертвам восстания не будет конца. Опасения были небеспочвенны — не только в селах уезда, но и в Новониколаевске в то время не было воинских частей Красной армии, которая вела бои с интервентами на востоке страны. Уже на первом этапе в рядах колыванских мятежников насчитывалось более полутора тысяч человек, несколько пулеметов, две пушки, правда, екатерининских времен. Во Вьюнах — свой гарнизон, в Дубровино — целая офицерская рота. Возглавили восстание боевые офицеры, которые умели воевать. Уже по первым шагам стало ясно, что это не стихийный крестьянский бунт, а хорошо продуманная воинская операция.
Но как и на любой войне, исход сражения очень часто зависит не от плана, а от поступков отдельных людей. Героических поступков. Были свои герои и в истории подавления колыванского восстания.
И один в поле воин
По Оби к Дубровино подходил пароход «Богатырь. На верхней палубе собрались пассажиры, с любопытством и недоумением оглядывая словно вымершее село... О начале восстания в тот день никто из пассажиров не знал. Среди пассажиров ехал к месту назначения новый председатель Томской Губчека Александр Шишков. Когда мятежники ворвались на пароход, он заперся в каюте и, отстреливаясь, уложил несколько человек. Последнюю пулю оставил для себя.
Второй чекист, двадцатилетний Константин Вронский, ехал под видом прапорщика Карасева разведать обстановку в прибрежных селах Томского и Новониколаевского уездов. Он мгновенно оценил обстановку, личные вещи и документы незаметно выбросил за борт, оставив серебряный портсигар с монограммой и наган с дарственной надписью «прапорщику Карасеву». Мятежники приняли чекиста за своего, и тут же назначили командиром карателей. Утром он получил первое задание: отвезти пленных на середину реки и утопить. Но комиссар транспортного отдела ЧК Константин Вронский давно знал команду «Богатыря» — в одно мгновение они обезоружили охрану и вместо пленных в трюмах оказались мятежники. На виду всего села пароход на полных парах дал прощальный гудок и ушел в сторону Томска.
Известие о пароходе «Богатырь» нанесло значительный моральный урон мятежникам. Офицерский штаб принял решение о срочном возведении укреплений вокруг Колывани — сюда, в центр мятежа,ждали первого удара. Командующий войсками полковник Лежепеков разослал срочное предписание — всем боевым отрядам стянуться к городку для обороны. Полковник с подручными офицерами метался по Колывани, выгоняя население рыть окопы, а новобранцев муштровал с утра до вечера, вколачивая в них военное искусство. Всего по линии обороны залегло более полутора тысяч человек. На многие километры в округе были расставлены охранные посты и секреты со строжайшим приказом: «Проявлять бдительность, немедленно известить о появлении красных отрядов».
Однако пролитая кровь и самогон не давали покоя, по деревням началась оргия палачей — «освободители крестьян» вытаскивали арестованных из амбаров и подвалов, людям вспарывали животы и набивали их зерном, заживо закапывали в землю, подвешивали за ноги, разрубали на части...
Глядя на эти зверства, многие крестьяне, насильно согнанные в отряды самообороны, вооруженные охотничьими ружьями, а больше самодельными пиками, понимали, в какое неправое дело их втянули, что возмездие тоже будет жестоким. И они потихоньку уходили с семьями на дальние покосы, в лес, в охотничьи избушки. Лежепеков решил пополнить свою армию кержаками, что проживали в слободке на окраине Колывани, но бородатые старообрядцы встретили «командующего войсками» плотным ружейным огнем, и тому пришлось ретироваться.
Ответный удар Новониколаевска
Кульминационный оборот события приняли после захвата одним из отрядов мятежников станции Чик, перерезав тем самым железную дорогу и лишив Новониколаевский гарнизон помощи из центра России. Начальник гарнизона Габишев не исключал нападение на город объединенных сил мятежников. Сколько оставалось жить советской власти в Новониколаевске — часы, сутки?
Но время шло, а мятежники медлили... В Новониколаевске оставались чекистский отряд и эскадрон чрезвычайного назначения, усиленный караульным отрядом, несколькими пулеметами, двумя — тремя пушками с полным расчетом артиллеристов и несколькими тачанками с опытными солдатами и кавалеристами. Чекисты решили опередить мятежников — ударами в нескольких направлениях не дать объединиться их отрядам. Военно-революционный комитет города отдал приказ о немедленной отправке ночью первого отряда по железной дороге на Чик. Другой отряд шел на Колывань. Самое ответственное и опасное доверили батальону ВЧК — на пароходе, пройдя по Оби до устья Чауса, подойти к Колывани со стороны реки. Именно на этом направлении, по данным разведки, мятежники и готовили главное сражение.
...Пароход медленно входил в устье Чауса, внешне — обычная пассажирская или купеческая посудина, заваленная грудами мешков и ящиков с товаром. И только опытный наблюдатель мог заметить необычную укладку груза — мешки и ящики лежали не поперек, а вдоль бортов. Такими же мешками завалены окна кают, капитанская рубка и мостик. Пароход неторопливо пробирался по Чаусу, обходя мели. Но их заметили... Началась перестрелка. Со стороны Колывани грянул ружейный залп. Пароход коснулся берега, издал протяжный гудок, и красногвардейцы бросились в атаку.
Отряд красных потерял двух человек убитыми, пятерых ранило. Жители Колывани попрятались в погребах, на огородах и сеновалах. Группа офицеров, отстреливаясь, вскочила на коней и понеслась из города. Отряд чекистов овладел «столицей мятежников» и арестовал в полном составе «колыванскую думу». Сводная западная группа накануне очистила станцию Чик и, разделившись на четыре отряда, повела развернутое наступление на села Большой Оёш, Тырышкино, Киселёво, Овчинниково и Крутой Лог. 11 июля, завершив операцию, она соединилась с колыванским отрядом.
Теперь предстояло обезвредить «сердце мятежа» — вьюнско-дубровинскую группировку. Несмотря на падение Колывани, здесь продолжали действовать сильные комитеты мятежников. Запугав население, они поставили под ружье около шести тысяч крестьян. Во главе каждого отряда стояли опытные офицеры. Для скорейшей ликвидации группировки из Новониколаевска прибыли части ВОХР. Наступление началось одновременно на Дубровино и Вьюны, а части ВЧК под командованием И.Г.Макаренко на пароходе поддерживали наступление с реки плотным огнем и десантами. Большую помощь красным отрядам и чекистам оказали и сами крестьяне. Коммунары Каменской волости из сельхозартелей «Труженик» и «Надежда», объединившись в отряд, нанесли столь сокрушительное поражение местным «освободителям», что направлять туда дополнительные вооруженные отряды отпала всякая необходимость. Через несколько дней упорных перестрелок с разбежавшимися по лесам участникам мятежа мир в уезде был восстановлен.
Эпилог
После ликвидации мятежа для чекистов начиналась другая работа: в ходе боевых действий было арестовано и захвачено в плен свыше тысячи человек, и теперь предстояло разобраться с каждым в отдельности. Как явствует из архивных материалов, абсолютное большинство арестованных с миром отпустили по домам. И даже колчаковским офицерам было снова обещано полное прощение, если они дадут слово не поднимать оружие против народной власти. Поверив в амнистию, из тайги и болот, из глухих деревень и тайных заимок стали возвращаться изможденные, голодные люди. Их кормили, помогали начать новую жизнь, и они призывали других участников мятежа сложить оружие, просить прощение у советской власти. Одних власть простила, других наказала, третьи ушли «в тень», затаились, сохраняя в сердце обиду и ненависть.
...Давно канула в забвение хроника колыванского восстания с его лозунгами, надеждами и кровавыми расправами. Ушли в мир иной почти все его свидетели и участники — стоит ли продолжать ворошить старое? Думаю, что стоит, потому как любое прошлое имеет свойство напоминать о себе, и к этому лучше быть готовым.
АКТУАЛЬНО
