ПЕСНИ О РУССКИХ ПОЭТАХ Александра АХАВЬЕВА
Александр Ахавьев (Александр Васильевич Самосюк), новосибирец; родился в 1960 году, учился на архитектурном факультете Новосибирского строительного института, позже работал художником-оформителем на различных предприятиях Новосибирска, ответственным секретарем, арт-редактором и редактором в местных газетах. В 1993 году совместно с группой единомышленников основал газету «Новая Сибирь»; был одним из идеологов литературной группы ПАН-клуб, известной в Новосибирске в 90-х годах прошлого века.
Публиковался в новосибирских газетах, журналах и в антологиях; в 2006 году издательский дом «Вояж» выпустил сборник стихов и поэм А. Ахавьева «Песни о Пушкине». В творческих союзах и политических партиях не состоит.
Песни о русских поэтах
ПЕСНЯ О САШЕ ЧЁРНОМ
(Конец времён)
Да. Всякой силе есть предел и мера.
Разрушен будет новый Вавилон
Устами тарантиновского негра,
Перстами белой девушки с веслом.
Не знаю я, что там у вас смешалось
(Да в самом деле, уж не языки ль?),
Но к вам, друзья мои, утратил жалость
Пророк библейский Иезекииль.
Смешались языки? — Ой, не смешите,
Не утверждайте, что виной всему
Лексические трюки дяди Вити
И тёти Моти пьяное «му-му».
Жги, жги, гармоника! Не виждят и не внемлят
Пророки в наши дни, — об чём и речь.
Лишь Пушкин, обходя моря и земли,
Своим глаголом норовит обжечь.
А девки плещут вёслами на Каме,
А парни удят рыбу из Оки,
При этом, заплетаясь языками,
Уродуют родные языки.
Не виждю я в Кондратах и в Маланьях
Носителей глоссарной чистоты.
Не то чтоб я капризней стал в желаньях —
Желания по-прежнему просты:
Есть, есть и высший суд над вашим братом —
Однажды, если Библия права,
На языке всем и всему понятном
Заговорят и камни, и трава.
«Когда тебя моя коснётся кара,
Узнаешь ты, что имя мне Господь!», —
И дядя Витя в дымке перегара,
И тётя Мотя, пальцы сжав в щепоть,
Исторгнут не слова — одни лишь звуки,
Что в сердце русском навсегда слились:
Где «аз воздам» — там воздадут и буки, —
Я говорю вам как специалист.
И в ходе этой страшной процедуры,
Боюсь, мне не остаться в стороне.
Коснёмся и моей кандидатуры,
Хоть речь идёт совсем не обо мне.
Так вот. Когда мычащими рядами
Вы будете под окнами брести,
Моя собака чёрными губами
Скажет мне последнее «прости».
ПЕСНЯ О ГУМИЛЁВЕ
(Мои эфемерные читатели)
1.
Мой первый читатель не верит в Бога,
И в этом отчасти неправ.
Он никак не поймет, отчего эти люди
То любят, то не любят,
То рожают, то убивают,
И почему в этом нет никакой системы,
Хотя она, безусловно, есть.
И ему непонятно, почему обо всем об этом
Кому-то нужно говорить в рифму.
Но он знает: пока философы
Пытаются связать пару слов
Из ста тысяч только что ими употребленных,
В это время другие, ничего по сути не меняя,
Находят в паре слов некий забытый смысл —
Смысл, конечно, не самый изначальный,
Но ведь и это уже кое-что.
Куда там Менделееву с его таблицей! —
Вот та, что Пушкину снилась, — эта да…
2.
Мой второй читатель не видит границы —
Даже если таковая и есть —
Как между стихами хороших поэтов,
Так и между стихами плохих.
Хороший поэт в его пониманье —
Тот, что использует слова
«Девочка», «синий», «сильный», «ресницы»,
«прикоснуться», «снег» и т. п.
Он считает, что слова иного порядка
Лишь портят песни, стихи, и т. д.
И прежде чем отойти ко сну,
Он каждую ночь вспоминает
О том, как много в репертуаре лишних слов
Имел Даже Сам Спаситель.
И засыпая он видит, как меж явью и сном
Колеблются большие карусели:
Лошадка, лебедь и двугорбый верблюд
С неестественно вывернутыми ногами. —
Это и есть его внутренний мир,
Не такой уж и нелепый, как можно подумать,
Если зверушек заменить, скажем, на статуи Будд.
3.
Мой третий читатель справедлив, но строг,
Он смог бы писать не только лучше меня,
Но и, наверное, вместо меня:
Он точно знает, в каком месте ставить параграф,
А в каком уместен скрипичный ключ,
Он знает цену не только себе и мне,
Но и всем этим жалким людям,
Которых никто никогда не щадил,
Которых никто никогда не любил.
Стой, третий читатель. Мои стихи тихи’.
Откупори-ка лучше бутылку айла
Да переслушай, как центр управления
Тщетно взывает к майору Тому*.
4.
Мои читатели приходят ко мне,
Чтобы внимать, внимать и внимать.
И каждый из них мучительно, очень мучительно
Мыслит: вот еще одно мгновенье —
И он станет по-настоящему счастливым, —
Ведь это — то главное, чего они ждут от меня.
Но от этого счастья их каждый раз спасает
Неосознанная склонность к внутреннему протесту.
И когда придет их последний час,
Ровный красный туман…**
Далее по тексту.
__________________________________________________
* майор Том — вымышленный Дэвидом Боуи космонавт
** из стихотворения Николая Гумилёва «Мои читатели»
ПЕСНЯ О ВЕРТИНСКОМ
(Ненаписанное стихотворение)
Под фонограмму гнуса
включённую вдалеке
с веранды спустилась муза
с опасной рифмой в руке
с одним из красных словечек
ради которых я
в общем гордится нечем
снова вышла херня
Значит пора расстаться
хочешь в глаза мне плюнь
рыжая попа таксы
мелькала в траве весь июнь
чуть слышная электричка
бликовала вдали
всё было бы так лирично
если бы не шмели
шмели истязали клевер
в тональности ля-минор
я бы сказал «forever»
но вынужден «невер мор»
Ты уехала в Кемерово
там у тебя жильё
значит клеверу клеверово
а мне моё
и дело в общем не в таксе
она давно умерла
и ты-то была так себе
совсем не очень была
с виду совсем не прекрасная
меня угнетала ты
немыслимыми запасами
внутренней красоты
крылата и чуть наивна
в себе содержала лишь
ужасно яркие рифмы
так просто не объяснишь
Соотношение качества
и количества их
рождает либо трюкачество
либо чудесный стих
чуть только границу тонкую
я сдуру пересекал
как тут же пи…ец котёнку
т. е. конец стихам
поскольку таким нарушением
можно с ума свести
всё равно что в лицо отшельнику
бросить горсть конфетти
ПЕСНЯ О БЛОКЕ
(Железная дорога)
Я в дороге заснул, —
Как-то так, сам собою.
Темноту запахнул
Будто шубу соболью,
Но совсем не за тем,
Чтоб укрыться от стужи,
А затем, чтоб во тьме
Уповать лишь на уши,
Различая на слух —
Где «столыпин», где «пульман»,
Выбирая из двух,
Как какой-нибудь Бульба.
Я на равных теперь
Человек и гомункул.
…То ли скрипнула дверь,
То ли кто-то мяукнул.
* * *
Покачнется вагон
И куда-то исчезнет,
За дрожащим стеклом
Мир совсем не существен.
Злопыханье свечи
Еле слышно во мраке, —
Эти знаки ничьи,
Внешний мир — это враки:
Пастернак на горе,
Бузина в огороде.
Каждый сам по себе,
Каждый сам в своем роде.
Здесь у нас, в темноте,
Заскребло Мандельштамом —
Отвернулись к стене,
Закряхтели диваном;
Прозвенела звезда,
И повеяло Блоком.
…Ох уж эта езда
По железным дорогам!
* * *
Но на этой звезде
Путь еще не закончен,
Здесь у нас, в темноте,
Каждый слышит, как хочет.
Ни о чем, ни о ком
Звук вдали затихает —
Для кого-то гудком,
Для кого-то стихами.
Ох уж эти стихи,
Непонятные массам, —
Мужикам от сохи
И смешным педерастам.
А чего ж я хотел
От большого искусства?
…То ли голубь взлетел,
То ли пёс отряхнулся.