USD 101.6797 EUR 106.1028
 

Дмитрий Березняков: «Пока гаджет не стал булыжником»

Валентина МАЛЬЦЕВА

Главное умение гражданина — формулировать проблемы общественного развития и контролировать их решения властью.

Год выборов всегда оживляет наш интерес к политике. А есть ли в этом смысл для обычного человека? И есть ли рычаги влияния на власть? На эти вопросы ищем ответы вместе с Дмитрием Березняковым, заведующим кафедрой государственного и муниципального управления Сибирского института управления — филиала РАНХиГС при Президенте РФ.

Идти во власть?
-Дмитрий Владимирович, каково ваше мнение: чтобы влиять на политику власти и на равных взаимодействовать с ней, общественники должны использовать какие-то механизмы или сами «идти во власть»?

— Большинство граждан, даже самых активных, никакой политикой не занимаются и заниматься не будут. Им просто не до этого. Их главный политический ресурс выборы. Большинство — это всегда «политики по случаю», а не «по профессии». Такими «случаями» выборы для большинства и являются. Для тех же, кто хочет реально участвовать в политике, связывать с ней свои долгосрочные биографические и карьерные планы, всегда будет некий спектр возможностей построения собственной публичной карьеры.

У гражданских активистов есть ведь не только искреннее желание помочь людям, они вполне обосновано хотят личного успеха и продвижения. Если в политическом устройстве нет таких механизмов вовлечения активизма со стороны граждан, то такой режим всегда будет испытывать реальный или потенциальный кризис доверия и кадровый голод.

Что считать проблемой
— А как по-вашему, нуждается ли в совершенствовании механизм взаимодействия профессионалов власти и активистов?

— Принципиальный момент состоит в том, что, как правило, из гражданских активистов получаются плохие государственные и муниципальные служащие, которые по уши погружены в рутину повседневного управления. Рутина управления — это удел исполнительных структур власти. Сфера гражданского активизма находится в другой зоне — это партийная борьба, представительные органы власти, публичная политика, СМИ. Чтобы не было принципиального конфликта идеологов и публичных политиков с исполнителями-бюрократами существует важнейший механизм политико-государственного управления.

Это формирование публичной повести для органов власти. По сути, органы власти занимаются тем, что решают проблемы. Но весь фокус состоит в том, что считать проблемой.

Главная функция гражданского активизма состоит в том, чтобы быть ключевым игроком наряду с бюрократией при формулировании проблем общественного развития и контроле за исполнением решений органов власти. Именно с этим у нас серьезные проблемы. Очень часто общение гражданских активистов и представителей властей — это классический диалог глухих. Причина такой обоюдной глухоты в том, что у нас нет нормального публичного языка для обсуждения проблем. Либо язык бюрократической отчетности и парадной шумихи, либо ругань как на советской коммуналке. Поэтому я против односторонней критики властей в том, плане, что «вот они какие плохие, нас не слушают, а мы такие хорошие, но никак не можем добиться правды и справедливости».

Нет универсальной логики
—Насколько неучастие в выборах можно расценивать как протестное неголосование?

— Люди не ходят на выборы по разным причинам. Здесь нет универсальной логики, которая бы объясняла такое поведение. Дело в том, что политическое действие — это действие, которое предполагает, что люди вкладывают в него определенный смысл. Смыслы бывают разными. Всегда есть те, кто считает, что выборы ничего не решают, ходить на такие мероприятия глупо, гораздо эффективнее для личной выгоды — съездить на дачу, а не посетить избирательный участок. Другие могут объяснять свой неприход как протест против существующей политической системы или конкретных публичных политиков федерального, регионального или местного уровня.

Однако в целом, стоит иметь в виду, что выборы — это фундаментальный институт современных политических систем, который формирует представительные органы власти. Именно представительство, когда вместо народа как формального суверена, в органах публичной власти принимают решения его репрезентанты, сейчас находится в очевидном кризисе.

Те, кто против устоев современной политики, резко критикуют саму идею выборов, противопоставляя ей идею прямой демократии. Эта альтернатива сейчас активно подпитывается интернет-революцией, которая создала новые условия для политической деятельности. Поэтому среди современных протестантов-активистов мы видим в первую очередь «оцифрованную» молодежь крупнейших мегаполисов по всему миру.

«Цифровой раскол»
—Как вы считаете, есть конфликт поколений, в том числе по представительству во властных структурах?

— То, о чем вы говорите, называется на научном сленге «цифровым расколом».

Он имеет два измерения. Первое — поколенческое, второе — пространственное. Понятно, что именно молодежь с Интернетом «на ты», и живет она в первую очередь в городах. Я не думаю, что этого стоит бояться. Тут, извините за цинизм, надо подождать какое-то время и «оцифрованными» будут уже все.

А вот разрывы в доходах, с моей точки зрения, гораздо опаснее, по той простой причине, что молодой образованный горожанин с непонятными социальными перспективами, но с последним айфоном, при определенных условиях может превратить его в аналог пролетарского булыжника с малоприятными для сытых, успешных и довольных элит перспективами. А примеры такого политического превращения современных гаджетов в «оружие слабых» в мире есть.

Кто испытывает кризис легитимности
 — Но ведь социологические опросы показывают, что у нас даже вполне «рыночное» по своим убеждениям поколение 25—35-летних молодых людей предпочитает идею равенства идее индивидуальной свободы. Это что — наш культурный код?

— Я не думаю, что специфика российской культуры в приоритете идеи равенства над идеей индивидуальной свободы. Вообще, с моей точки зрения, надо очень с большой долей опасения относиться к любым объяснениям того, что происходит в обществе через отсылку к культурным корням. Корни на то и корни, что их никуда не денешь. Если выкорчевать, то и дереву придет конец.

Получается какая-то вечная обреченность и запрограммированность на определенный тип развития. Этот тип развития для западников, апеллирующих к вечной российской несвободе, будет бегом по кругу, а для патриотов — подлинно русским путем в светлое будущее.

На самом деле идеи индивидуальной свободы, как правило, культивируют, именно элитные группы, которые много добились и могут себе позволить бороться за свои индивидуальные права. Тем, кто «пашет», всегда ближе идеи равенства. Хотя равенство тоже штука противоречивая. Равенство возможностей и равенство доходов — это, мягко говоря, не одно и тоже равенство.

С моей точки зрения, в тени подобных разговоров кроется один малоприятный для российских элит момент. Современный российский топ-бизнес испытывает кризис легитимности в глазах большинства россиян, потому что все понимают, как в 90-е годы формировался крупный олигархический бизнес. Мелкий предприниматель и олигарх — вроде и частные предприниматели. Но почему-то многие мелкие предприниматели до сих пор стабильно голосуют не за либералов.

Голосуют за вполне конкретного человека
— Скоро выборы. Реально человеку разобраться в программах десятка партий? Был ли смысл в либерализации законодательства относительно статуса партий? Численности членов и т.д.

— Если избиратель действительно захочет разобраться в программах партий, то уверяю вас, он это сделает, даже если таких партий будет не десять, а сто десять. Вполне возможно, что окажется, что все программы постулируют одно и тоже, только под разным партийным соусом. Партийные менеджеры это очень хорошо понимают. Поэтому прилагают большие усилия в сфере рекламы и маркетинга, где образ доминирует над содержательным текстом программы.

— Что больше всего влияет на выбор избирателем «своего депутата»? Ваши наблюдения за своими коллегами, знакомыми, родными, за собой?

— «Свой депутат» и «своя партия» — это не одно и тоже. Очень часто, когда голосуют за партию, на самом деле голосуют за вполне конкретного человека, который так или иначе себя проявил или обозначил. Тут нужно иметь в виду еще и характер избирательной системы, которая используется. Те, кто идет по спискам, и те, кто выбираются в одномандатном округе, расскажут вам разные истории своих предвыборных приключений.

— Ради чего люди сейчас способны преодолеть апатию и неверие, забыть про свои дела и все-таки вспомнить, что политика и «власть народа» — вещи взаимосвязанные?

— Стремительная политическая мобилизация «низов», а не элит, когда все неожиданно вспоминают про демократию и власть народа, часто происходит в двух случаях. Первый — в ситуации жесткого системного кризиса государства и его развала, последствия которого начинают затрагивать всех без исключения. В такой ситуации оппозиционные фракции элиты в союзе с интеллектуалами формируют альтернативные идеологии против «прогнившего режима», который по определению будет антинародным. Но это, как говорится, «тяжелый случай». Хотя именно такими случаями пестрят учебники истории. Второй не лучше — внешняя угроза извне. Умелые политики всех времен и народов в такой ситуации всегда начинают работать не в режиме бюрократической рутины, а идеологической мобилизации под определенным набором ценностей и символов, которые должны объединять, а не разъединять. Если же брать «тихие и спокойные времена», то обыватель превращается в гражданина, когда принимает решение идти голосовать, или наоборот, не голосовать. Либо когда речь идет о вполне осязаемом и чувствительном сбое повседневной жизни, будь то удары по льготам или зарплатам, или надоевший бардак с платежами по ЖКХ.

Блиц
— Ваш любимый политический деятель?

— У меня нет любимых политических деятелей. В этом вопросе я в некотором смысле старомоден и уважаю тех, для кого политика — это призвание, как это в начале двадцатого века отчеканил Макс Вебер.

— Ваша настольная книга?

— Есть значимые, точнее ключевые тексты и идеи, которые оказали на тебя влияние. Просто на разных возрастных этапах в интеллектуальном развитии любого исследователя или ученого встречаются книги, которые формируют его интеллект. Таких текстов всегда будет немного. Но я вас уверяю, что любой ученый их всегда помнит, любит и ценит.

— Ради какого занятия вы готовы пожертвовать временем?

— Что-нибудь интересное почитать.